Поиск

Беседа на Евангельскую притчу о блудном сыне

Архимандрит Антонин (Капустин,+1894),

начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме

Архимандрит Антонин (Капустин , +1894)

 Архимандрит Антонин (Капустин,+1894)

 

БЕСЕДА НА ЕВАНГЕЛЬСКУЮ ПРИТЧУ О БЛУДНОМ СЫНЕ

(Лк. 15, 11-32)

 У сына лукавого ничего нет доброго.

 Притч. 13, 14

Какой быстрый переход от высоты духовного совер­шенства к крайнему уничижению человеческого достоин­ства! Сличите нынешнюю притчу с притчей прошлой неде­ли. Не таков, как прочие люди, — говорил само-мечтатель­ный праведник. Не знаю, что думал блудный сын, когда на­чал приходить в себя. Может быть, и он из глубины падшей души своей также восклицал: Не таков, как прочие люди И действительно, уже немного человеческого оставалось в нем, когда он искал наполнить чрево свое рожками, кото рые ели свиньи. Бедный сын! До какого унижения дошел он! А был некогда любимым членом семейства, наследником богатого имущества и, без сомнения, уважаемым чело­веком в обществе!

Нет нужды, братия, разбирать великое, всемiрное значение притчи о блудном сыне. Оно известно всякому, кто только богомысленным взором всматривался в судьбы человеческой истории. Святая Церковь, огласившая нас ныне этой притчей, смотрела на блудного сына только как на образец покаяния, как на пример падения и восстания. Блудный сын да послужит нам поводом взглянуть на свое положение в великом семействе Божием, на свое отчество и на свое сыновство, и позаботиться не быть ни сынами блудными, ни отцами развратных сынов.

Приточный блудный сын жил давно, в далекой от нас стране, в чуждом нам народе... Не был ли он поэтому явле­нием единократным? Есть ли в наше время такого рода сы­ны?.. Как ни ясно предложенная притча начертывает перед нами образ блудного сына, как ни подробно описывает его внешний и внутренний вид, так что по-видимому стоило бы только поднять глаза, чтобы увидеть такого несчастливца, — несмотря на это, мы должны сознаться, что в век лицеме­рия не совсем легко отыскать блудного сына. Кто не ска­жет, что все мы — дети благовоспитанные, родители благовоспитывающие? В виду поста и покаяния решимся, однако, быть искренними и общими силами поищем притаившего­ся между добрыми детьми нашими, опозорившими челове­чество, блудного сына.

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. Не знаком ли кому-нибудь этот холодный, оскорбительный для сердца родительского тон: Дай мне следующую мне часть имения. Дай Бог, чтобы он не был никому из нас известен. Он свидетельствовал бы о крайнем расстройстве семейных от ношений наших. Конечно, это еще не решительное зло, когда дети ищут того, что закон и обыкновение сделали не толь­ко позволительным, но даже должным. Но надо бы вглядеть­ся в чувство таких детей, в их сокровенное побуждение; спросить их, для чего им та часть имения, которой они домо­гаются? Если вопросом своим мы поставим их в затруднение, и они, стыдясь отвечать прямо, дадут нам несколько отзывов уклончивых, из которых ни один не успокоит нашего встревоженного сердца, то да возьмем мужество подумать, что, мо­жет быть, в наших детях и кроется этот, не радостный для ро­дителей блудный сын. Дай мне следующую мне часть имения. Чтобы мы ни говорили такому сыну, всё будет напрасно. Ес­ли у него хватило решимости раз явиться к родителям с этим требованием, то уже никакое убеждение, никакое увещание, никакие угрозы и просьбы не сильны будут остановить и от­клонить его от запавшего в душу желания... Может быть, он не раз уже слышал подобного рода родительские речи, и при­вык их оставлять без внимания... Может быть, сами родители вели его к тому лествицей любви, нежности, ласки, снисхо­дительности, поблажки, невнимательности, преждевремен­ного радования его преждевременной возмужалости и т. д. Каких же плодов ждать от такого посева? Дай мне, — нагло и настойчиво скажет он, и не привыкшие отказывать, испуган­ные и опечаленные, мы должны будем разделить имение, дать ему собственность, которая при его неопытности и са­монадеянности должна повлечь его ко всему, отважить на всё!.. У сына лукавого ничего нет доброго!..

Дай мне следующую мне часть имения... Сколько раз этот грубый вопль земного самолюбия и неразумия восхо­дит на небо! Дай мне! Дай мне! Отовсюду несется один и тот же голос к Престолу Отца Небесного! Несчастный сын! Почему ты знаешь, что есть у тебя какая-то следующая те­бе часть? Кто дал тебе право требовать ее? Чьим духом и внушением научен ты стать пред Отцом всей твари и заго ворить о бедной собственности своего ничтожества?.. Дай мне следующую мне часть имения, — говорит неразумный. Для чего тебе, пригретый любовью и милостью отечес­кой, окруженный благами земли и неба, защищаемый Провидением, благословляемый во Христе всяким духов­ным благословением в небесах (Еф. 1,3), искупленный и унаследованный Богу сын, — для чего тебе желаемая тобой и столь мало известная тебе часть имения? Знаешь ли ты, что имение влечет за собой заботу, столь несродную твоей немощи, выводит тебя из круга мирного и безопасного по­слушания, поставляет необходимость собственной головой поработать над судьбой своей и подвергает тебя страшной ответственности перед Богом, над имением Которого ты самовольно вызываешься быть приставником?..

Дай мне следующую мне часть, — продолжает упор­ный. Часть твоя — всегда с тобой. Она несомненно твоя, и ты ее получишь, когда отеческая мудрость признает это нужным. Не делай того, чтобы даруемое любовью достава­лось хищением и насилием. Подожди! Может быть, еще нельзя решить, какая именно часть достойна тебя. Может быть, обстоятельства жизни твоей потребуют большей и лучшей... Увы! У сына лукавого ничего нет доброго... Дай мне, — прерывает блудный. Величайшее несчастье челове­ка, если на его безумное неотступное слово Отец Небес­ный наконец ответит: возьми свое и пойди (Мф. 20, 14)! Ку­да? Сперва туда, куда пошел блудный сын притчи, а потом, может быть, и туда, куда отойдут от Раздаятеля последних судеб человеческих принявшие талант и не делавшие куп­ли (Мф. 25, 24 — 30), всем наделенные и ничем не деливши­еся (Мф. 25, 41—46), не на добро просившие (Иак. 4, 3) и злой смертью (Мф. 21, 41) погибающие.

И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону... И вот что последовало за преждевременным разделом имения. Теперь видно, чего хотел настойчивый искатель до­стойной части. Ему хотелось поскорее сбросить тяжелую опеку отеческой любви и мудрости и дать простор своей несозревшей, неокрепшей воле. Чего хотел, то и получил. Став господином, обладателем и независимым распоряди­телем собственности, чуждой уже родному кругу, он по­спешил на страну далече. Где же эта страна далекая? Где бы ни была, всё равно, только бы далече — далече от отца, от семейства, от места рождения и воспитания, от всего, что может напомнить ему его прежнее счастливое время.

Отошел на страну далече Какое скорбное представ­ление для любящего сердца родительского! Что там будет с ним? Как он станет жить среди людей незнакомых, часто не благонамеренных, без собственной опытности, без сто­роннего руководства? Справедливое сожаление!

Чтобы жалеть не напрасно, от притчи обратимся к действительности. Прекраснейшее и отраднейшее из всех зрелищ нашего Мipa есть зрелище детства, и привлекатель­нейшее из творений Божиих на земле есть малое дитя, в ко­тором так ясно отражается образ существ высшего Mipa, наших чистейших и светлейших братьев и споспешников во спасение. Но еще прекраснее это зрелище представляется родителям и воспитателям. Они имеют случай, можно сказать, руками осязать эту ангелоподобную жизнь. Ис­кренность, доброта, восприимчивость ко всему, ласка, до­верчивость, преданность, чистота и непорочность ребенка — как всё это должно радовать и восхищать их дух, отвык­ший от таких зрелищ среди греха и житейской суеты! Но где доброе зерно, там и плевелы. Такова греховная почва сердца нашего! Смотри, но не засматривайся на прекрас­ные качества ребенка, иначе сейчас же в прекрасном пло­де заведется презренный червь.

Отцы и воспитатели! Лишь только вы заметите, что светлый взор ребенка вашего начинает тускнеть, примите все предосторожности против вражьего нападения — над вашим питомцем начинает веять тлетворное дыхание блуд­ного сына. Вы никогда не узнаете, где, как, когда и откуда в чистое сердце запало первое семя зла (это тайна недоброго сеятеля и растлителя нашей богоподобной природы!), но если вы тщательно следите за нравственной жизнью свое­го питомца, вам немного нужно будет употребить труда и времени, чтобы заметить первый росток злого семени.

Всегда искавшее вас, стремившееся к вам и радовав­шееся привету вашему дитя вдруг, например, стало избе­гать вашего взора, не отвечать на ваши ласки, молчать на ваши слова — без видимой на то причины... Сохрани вас Бог оставить это без внимания! Это значит, что ребенку ва­шему запала мысль о следующей ему части — о собствен­ности... Доселе искренний, простой и откровенный, вдруг он солгал... Было бы достойно величайшего сожаления не заняться этим решительным шагом его на страшный путь отца лжи и человекоубийцы. Несчастный думает уже о дальней стороне — о себе самом! Прежде кроткий и тихий, сын ваш вдруг стал выказывать в себе черту строптивую, не к месту гневаться, без причины сетовать, обижаться, упорствовать и прочее. Можно бы подумать, что это следст­вие либо его раздражительного характера, начинающего раскрываться с годами, либо досадных обстоятельств... Нет, тут обыкновенно есть нечто большее. Сын ваш начи­нает быть недовольным тем, что дано ему Богом и вашим воспитанием: он решился уйти от вас на страну далече.

Вы радовались, видя, как усердно и как счастливо он воспринимал ваши внушения и советы... Увы! Слова ваши на него уже не действуют, над советами вашими он уже за­думывается (а по правде сказать: смеется внутренне!)... Вы думаете, что с ним случилось какое-то несчастье или что он, мужая, начинает действовать рассудком. Не верьте и не об­манывайте своего сердца. Дело простое: ваш сын весь в своих мыслях, затворил и внимание и сердце для всего, что им чуждо, следовательно, и для всего, что ваше, а не его; проще говоря, он собрался отойти от вас на страну далече.

Без вашего ведома и без вашего благословения он вне вас взыскал себе предметы привязанности и по мере воз­растающего пристрастия к ним всё далее и далее становит­ся от вас... Быть может, зоркое сердце родителей прежде всех заметит горькую перемену в детях, но бывает и наобо­рот. По чувству ли слишком пламенной, а потому слепой любви к детям, или по непростительной уверенности в сво­ей неизменной важности и ценности для них, или по неже­ланию видеть противность и неприятность — родители не замечают этой перемены и продолжают уверять себя, что сын любит их, привязан к ним, не может жить без них... В то самое время блудный оставляет их и идет себе на страну далече

Удается иногда возвратить или, по крайней мере, ос­тановить несчастного, но чаще бывает наоборот. Приточ­ного блудного сына не могли остановить родители. Блуд­ный сын не всегда бывает сыном глупым, он скоро поймет, что его задумали удержать, и, не надеясь на успех открытой силы, прибегнет к силе тайной и, следовательно, более мо­гущественной — к притворству и лицемерию. Он видит, что родители требуют искренности, чистосердечия, послу­шания, любви... Всё это у него заготовлено, и всё он выдает им с самым коварным расчетом. Радуясь своему успеху, ро­дители уже не испытывают, какого достоинства то, что предлагает им мнимая любовь, и таким образом невольно дают благословение на нежеланный путь своему злополуч­ному любимцу, — сами ведут и провожают его на страну далече.

Лишь только блудный заметит, что хитрость его, которую он задумал, удалась, он непременно пойдет в своем притворстве дальше. Впрочем, и для чего ему вся обширная наука при­творства? Обмануть можно очень просто: невинным ви­дом, раскаяньем, ласкательством, лестью... Очень много по­могает преступному успеху невинный вид. Он обыкновен­но отстраняет от себя всякое подозрение, а любовь так ве­рит невинности! Еще более может сделать лесть и подделка под любимые наклонности и привычки родителей — это погибельная сеть, уловляющая всякую правду людскую. Вполне естественно, что при этом родителям будет казать­ся, что они возвратили и удержали при себе своего сына, что он при них и с ними... тогда как он уже давно, и если не в первый раз, то навсегда ушел от них сердцем и живет на стране далече.

Родители и воспитатели! Далеко ли искать нам такого блудного сына? Может, он около нас... Может быть, ближе, нежели мы ожидаем... Обозначив его приметы, мы призы­ваем вас постараться со всем усердием родительского чув­ства и христианского долга не пускать юных и неопытных друзей наших на погибельную страну далече, где их ожи­дает несчастье, а вас — безчестье. Не всякий блудный сын приходит, наконец, в себя. Много было примеров, что не­счастный, раз попавший в общество безсловесных, никог­да уже не возвышался над ними духом и погибал.

И там расточил имение свое, живя распутно... Вот чем окончилось безрассудное желание преждевременной свобо­ды и преждевременной собственности! И там расточил, живя распутно... Слово малое к вам, братья — сыны и дщери! — не устыдитесь, если покров притчи нынешнего Евангелия про­стрется и на вас. Блудный сын сначала, подобно вам, был сы­ном добрым, а когда и блудным сделался, всё же многими не считался таковым... И там расточил имение свое. И в наше время (как во всякое другое было) нередко отец собирает, а сын расточает. Позорное дело! Евангельская притча ясно гово­рит, что ожидает безпутного расточителя отцовского имения.

Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему... Есть иму­щество другого рода — духовное, нетленное — богатство жизни нравственной, которой обладает каждый родитель, каждый воспитатель; это имущество составляют правила и уроки жизни. Многолетними трудами и подвигами приоб­ретается это неоцененное имущество, бережливо и забот­ливо передается наследникам — и что же? Случается, за несколько дней непотребной жизни, в несколько уроков нечестия и разврата — всё, приобретенное годами, превращается ими в прах, пре­дается позору и поруганию! Особенно эта трата родитель­ского заветного достояния имеет место в наше время, вре­мя раннего умственного созревания и скорого перехода от юности к безвременной старости. Отеческие правила, на­ставления и увещевания заметным образом всё более и бо­лее слабеют и теряют обязательную силу при неудержи­мом стремлении юного поколения не отстать от века, как будто совсем не для него сказаны слова Писания: не сооб­разуйтесь с веком сим (Рим. 12,2), потому что только мерт­вые по преступлениям ходят по обычаю Mipa сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления (Еф. 2, 1 — 2). Благочестие роди­телей, таким образом, позорится именем невежества; их резкие выходки против современных злоупотреблений приписываются запоздалому пристрастию к старине; пра­вила их жизни признаются годными только для них самих; святая глубокая вера выдается за суеверие, ревность по благочестию — за старческую кропотливость... На всё это извращение истины и правды существует особенная на­ука, наука модного тона и ловкого обращения — одна, мо­жет быть, из самых немногих наук, которым научаются охотно и успешно. Под ее-то обманчиво-приятным покро­вом и вырастают нынешние блудные сыны, для которых всё отеческое и родное чуждо, дико, нестерпимо и кото­рые неудержимо стремятся от него всё далее и далее, а ку­да? — и сами того не знают, просто: куда бы ни было — на страну далече. Достигнув же этой страны неизвестной, расточают там всё имение свое — все заветные давние ве­рования и убеждения сердечные.

Настает великий голод в той стране, и блудные сыны начинают нуждаться... Переменчивый дух века скоро пе­рестает питать их. Кощунство, вольнодумство, леность, чувственность надоедают и противеют, наслаждения пред­стают им без покрова прелести и ужасают своим омерзи­тельным видом; возникают болезни и влекут за собой ску­ку, тоску, досаду, злобу, ярость, бешенство... Князь тьмы возлагает на них свою ужасную руку и влечет их — страш­но подумать — куда... Удивительно ли, что несчастные по­желают тогда быть безсловесными и есть рожцы, чтобы за­глушить вопль алчущего духа? Но кто же даст им и этой пи­щи? И никто не давал ему...

Юные братья наши! Кто видел (о, если бы никогда вам не видеть!) таких блудных сынов и присматривался к ним, тот всегда замечал, что по мере приближения к старости они мало-помалу начинают приходить в себя и понемногу возвращаться к духу отцов своих. Да будет же это обстоя­тельство, между прочим, вам свидетельством, залогом и уроком того, что увлекающий нас дух века есть дух отца лжи и сам есть ложь, лукавство, нечистота и беззаконие и что он нравится только молодости, то есть неопытности. Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие (Пс. 36, 1). Отчасти мы уже познакомились с блудным сыном, ко­торого искали; видели, как он зарождается, как возрастает, как, где и чему учится. Но наше ознакомление есть только слабый намек на полное изучение его. Мы искали его по преимуществу в детях, но там ли он только? Боже мой! Где его нет? В каком возрасте, состоянии, звании, поле? Кто с малых лет привык жить блудно, тому трудно впоследствии расстаться с упоительно-гибельным образом жизни. Что-то неведомое постоянно, насильно влечет его на страну дале­че... От того иногда случается видеть горькую и жалкую противоположность — старца-юношу, человека, у которо­го впереди зрится только гроб и суд и который, между тем, сердечно предан тому же духу, которым дышит безрассуд­ная молодость. Но старость сама себе наставница, а потому не будем тревожить ее словом упрека.

К тебе, наконец, последнее обращение наше, несвое­временная, перешедшая за пределы своего возраста, запоз­далая юность, не дающая созреть человеку в мужа совер­шенного (Еф. 4, 13), отнимающая у человечества его славу и честь; юность, мужественный порыв воли разрешающая робостью и немощью, — к тебе еще одно слово наше! Где ты, там, несомненно, блудный сын! Преполовение дней жизни нашей не в силах отогнать тебя. Высокое призвание мужа — явить в себе облик Творца и Зиждителя, вообра­зить в себе Христа — ты заставляешь забыть и презреть... Вместо подвига советуешь ему игру, вместо свободы — страсть, вместо славы — стыд, вместо неба — землю, вмес­то Бога — чрево. Господина ты делаешь рабом, отца-попе­чителя — блудным сыном... Тяжкая ответственность лежит на тебе. Скажи: зачем мы, носящие тебя, так безумно и так нещадно расточаем и истребляем безценные дары Божест­венного призвания? Зачем попираем ногами то, что достойно украшать ангелов света? Зачем явно и безтрепетно, сознательно и намеренно оскорбляем вечную Любовь и зо­вем на свою голову грозный суд Божий?.. На все эти вопро­сы у нас нет ответа! Но ты готова и мысль об ответственно­сти превратить в мечту... Ах, братия! Теперь пока не страш­но быть безответными. Кроме обличения Церкви и укора совести (не всегда слышимых), безответственность наша пока не влечет за собой решительных последствий. Но бу­дет время, время страшное, когда все блудные сыны — юные, зрелые и престарелые, теперь веселые и безпечные, тогда скорбные и отчаянные — соберутся в один несчетный лик и станут перед Престолом Божиим. Их спросят, почему они, быв детьми Божиими, непорочными и люби­мыми, своевольно превратили себя в сынов блудных? От­вета по-прежнему не будет... А что будет, о том слово Божие расскажет нам в следующую неделю. Аминь.

 

 

 
«Церковная Жизнь» — Орган Архиерейского Синода Русской Истинно-Православной Церкви.
При перепечатке ссылка на «Церковную Жизнь» обязательна.