Поиск

ПАМЯТЬ ПРАВЕДНОГО С ПОХВАЛАМИ: протопресвитер Михаил Помазанский (1888 – 1988 гг.)

Протоиерей Анатолий Трепачко,

благочинный Восточной части Северной Америки

 

Протопресвитер Михаил Помазанский

 

ПРОТОПРЕСВИТЕР МИХАИЛ ПОМАЗАНСКИЙ:

1888 – 1988 гг.

ПАМЯТЬ ПРАВЕДНАГО С ПОХВАЛАМИ.

 

У каждого праведника есть одна какая-либо отличительная добродетель: у отца Михаила было его безграничное, благоразумное смирение. 

Протопресвитер, виднейший богослов нашей Церкви, прекрасный педагог, автор научных и многочисленных статей, посвященных разнообразным живым вопросам, к разрешению которых он всегда умел подойти с прямотою убежденнаго человека и во всеоружии научного знания, его знал и знает широкий круг читателей, как в Зарубежьи, так и в современной России.

Как преподаватель, он был одарен двумя драгоценными качествами: прекрасным знанием своей науки и примерной любовью к своему делу. Соединяя в себе общительный и мягкий характер с любящим сердцем в отношении учащихся. Он был и строг и снисходителен: качества благордной натуры. 

Ученые и литературные труды составляют видную сторону его жизни. В них наглядно проявились обширные знания, ученость и редкое трудолюбие. Отец Михаил не знал устали, и перо его одинаково работало как над ученым трудом, так и над большой статьей, вызванной событиями дня. С честию проходил он служение на Христовой Ниве, строго охранял чистоту и целость Истины. В  Православии он раскрывает глубокие истины церковной веры, сам усвоив их сердцем во всей полноте. Нельзя не выразить удивления по поводу чрезвычайной разносторонности его научных интересов, запечатленных в изданных сборниках и статьях, писанных в скитальческих условиях в должности Синодальнаго миссионера. Отличительной чертой в них является – согласие мысли и слова, как отличительной чертой и его жизни является согласие мысли и дела. Жизнь его – это непрерывное и неустанное исполнение долга Пастыря и Учителя.

Как я рад, что наша Зарубежная Церковь и Свято-Троицкая Духовная Семинария имела в мою бытность студентом, такого редкаго труженика, который по своим нравственным достоинствам принадлежал к числу немногих.

Как умело наш маститый учитель, отец Михаил, расматривал и разъяснял святоотеческое учение о Церкви в применении к современности, заостряя его, по мере развития экуменических заблуждений. Он проницательно замечал, что в богословских статьях “православных экуменистов”, вроде прот. А. Шмемана и ему подобным, решительно проводится идея, что пора отрешиться от учения “о спасении души за гробом” и повернуться к заботам о строении “Царства Христова на земле”.

Практически, это теперь в полноте проявилось в так называемом “богословии мира” Московской Патриархии при помощи Мiрового Совета Церквей.

Насколько я помню, начальные статьи его были преимущественно литургического и патрологического содержания. Что же касается статей мюнхенского и американского периода, то интересные и значительные статьи о. Михаила были – догматического и, в частности, экклезиологического содержания. Внимание о. Михаила при этом останавливается на разных вопросах, связанных с так называемом экуменизмом.

Одну из своих статей, написанную против модернистского богословия прот. А. Шмемана, о. Михаил озаглавил «Почему мы, православные, выдвигаем на первый план догмат о Церкви?» Со свойственной ему ясностью и прямолинейностью, он ставит перед читателем все вопросы, какие могут быть заданы тем, кто хотел бы расширить понимание об учении Христовой Церкви так, чтобы границы Ея охватывали все секты. Он показывает, что объединение массы различных христианских исповеданий, задуманное и настойчиво проводимое теперь на деле, не только не создает единства, но, наоборот, – замутило идею единства Церкви.

Отец Михаил, наш “Помазанный” учитель, показал себя полемистом против экуменизма Шмеманского покроя. Но его сила не только и не столько в опровержении ереси, сколько в противоставлении ей церковнаго учения, как в догмате Церкви, так и в вытекающих из него принципах религиозной жизни. Жизнь в Церкви – для него есть жизнь в благодати. В этом отношении его можно причислить к последователям Митрополита Антония, хотя он, как будто, несколько расходится с ним в оценке схоластики и догматики Митрополита Макария (Булгакова). О. Михаил объясняет его схоластичность отчасти, задачей Митрополита Макария в ясных формулировках противопоставить православное исповедание западному протестатнскому влиянию. Это вызвало, по его мнению, необходимость пользоваться приемами, выражениями и терминологией, общей с западным мiром. Орудие это оказалось обоюдоострым и, как пишет о. Михаил, терминология эта, посколько она осталась в нашем русском православном богословии, стеснила саму богословскую мысль. Он, однако, постарался найти и показать за этой схоластической терминологией подлинно православное сознание автора Догматики.

Отец Михаил имел глубокую веру в Церковь, как Тело Христово, как единый организм. «Личность каждаго, – пишет он, – есть участок, вверенный ему, чтобы его обработать, очистить и вырастить на нем плоды. Работая над собой, работаем для целаго, для всей Церкви».

В сочинениях о. Михаила Помазанскаго каждый православный богослов найдет богатство знаний и живой мысли. Мы благодарим Бога за то, что в дни духовных кризисов Он послал нам, в лице отца Михаила, такую светлую богословскую силу, которая не может остаться без большого и благотворного следа.

***************************

Отец Михаил родился 7 ноября 1888 г. в юбилейном году 900-летия Крещения Руси, в селе Корысть, Ровенскаго уезда Волынской губернии. Родители его происходили из потомственных священнических семейств; в списках выпусников Киевской Духовной Академии о. Михаил нашел своего однофамильца еще во времена Отечественной войны 1812 г.

Детство его прошло в простой сельской среде. Священник в те добрыя старыя времена служил для своих прихожан и судьей, и врачем, и духовником и советником. Деда – о. Иоанна, прихожане уважали и побаивались, строг был: парни гурьбой с песней не пойдут по улице; из старших увидит он кого-нибудь с трубкой – прячься или трубку в карман, пусть и карман прожжется... Однако дедушка уже чувствовал ломку моральных устоев и всего быта, и часто из его уст слышны были слова, как будто и без повода: «що то буде. що то буде», т.е. что-то тяжелое нас ждет впереди.  

«Сельская жизнь проста, – писал о. Михаил, – и обходится без мудренных развлечений. Летом мальчику в детския годы сесть верхом на палочку и мчаться по садику вокруг дома, подгоняя себя самодельным кнутиком; а подрастешь – летом верхом на рабочей лошадке без седла или на голой доске на возу отправляться в поле»... И далее продолжает наш “Помазанный” учитель: «Что в священнической семье занимает наибольше места в детском внимании? – Церковь... Идя на богослужение, отец всегда брал меня с собой. Во дворе еще темно, идешь по узкой плотинке подле пруда за отцом к утрени; вечерня обычно уже отслужена с вечера. Тихо собирается народ в храме, только слышишь за своей спиной шептание про себя молитв из многих уст до начала службы. Морозно, и ноги коченеют быстро от холода в первые полчаса, но дыханием народа церковь постепенно согревается. Поет только группа взрослых мужчин. Народ стоит в порядке: мужчины справа, женщины слева, молодежь впереди по росту... Старенький небольшой храм во имя великомученика Димитрия Солунскаго с достаточным количеством света внутри, крашеный масляными красками в светлые тона, приятен был для детских глаз...»

В страдную пору много было работ в поле. С детства о. Михаил привык к труду. «Раз, – вспоминал он, – надо было сдавать вступителные экзамены, а дело было во время сенокоса, каждый день занят в поле, убирали сено, а близко уже экзамен по Новому Завету; окончив работу, подозвал меня отец, дал в руки Евангелие и велел прочесть одну из глав. Прочел, он взял книгу, поговорил со мной о прочитанном и пошли отдыхать, а на экзамене мне достался билет именно на эту главу».

Девяти лет о Михаил был отдан в Духовное Училище, находившееся в 70 верстах от дома. Трудны были эти первые самостоятелные шаги в жизни, вспоминал наш Учитель. Вспоминая один из эпизодов своих первых дней в Училище, о. Михаил писал: «Пальто у меня было еще детское с пелериной на плечах. В холодный день я его накинул на себя. Но вот подошел сзади сторож с большими ножницами, и не говоря мне ни слова, обкарнал мое пальто, срезал всю пелерину, – видно, я был смешен в ней, – и так же молча ушел с нею. Эта безправная расправа показалась мне крайне обидной. Больше того: теперь я уже ощутил, что с этой пелериной от меня отрезаны мое прошлое, мое детство и та обстановка, какую до сих пор я только и знал. Начался для меня другой, пока что мне чуждый, этап жизни. А с этим фактически осталась позади старая Волынь... Впереди стоял, еще неведомый, бурный и жестокий XX-й век».

По окончании Училища о. Михаил поступил в Волынскую Духовную Семинарию, где на него обратил особое внимание Владыка Антоний (Храповицкий), оставивший в его сердце следы своего широкого общественного, умственного и нравственного влияния.

С 1908 г. по 1912 г. о Михаил учился в Киевской Духовной Академии. В 1913 г. он женился на Вере Феодоровной Шумской, дочери священника, которая стала его верной и неразлучной спутницей на их долгом совместном жизненном пути. Революция, и в связи с нею закрытие духовных школ, вернули его на родину, на Волынь.

В 1936 г. отец Михаил принимает священство. «Обстоятельства моей жизни сложились так, – писал в своем завещании о. Михаил, – что первая часть моей общественной работы была в мiрской, в школьной области, а вторая – в церковной, в священстве. В мiрской мне приходилось испытывать и огорчения; в священстве я видел одно доброжелательство, а в иных случаях благодеяния...»

После эвакуации из Варшавы, о. Михаил, после окончания войны, жил в Германии в Мюнхене и был редактором синодального органа “Церковная Жизнь” и секретарем миссионерского комитета.

Подобно святителю Тихону Задонскому, о. Михаил во всем умел найти “сокровище духовное”, – в окружающей природе, в житейских мелочах, встречах с людьми, – во всем он находил свою духовную сторону и повод перейти от созерцания земного к небесному. Посему, видно, ему и был так дорог и близок свят. Григорий Богослов, которым он не уставал зачитываться. Не раз он говорил нам студентам: «любить Творца можно научиться от природы, потому что Он ее с любовью сотворил». Отец Михаил был созерцатель, богослов, делатель тихой и теплой молитвы. Ему также был близок по духу свят. Феофан Затворник. «Я понимаю Феофана Затворника, почему он даже на Пасху не покидал затвора, для меня тоже легче было бы справлять Пасху одному в келлии, в тишине переживать радость Пасхальной ночи».

По прибытии в Америку в 1949 г. о. Михаил был назначен архиеп. Виталием (Максименко) преподавателем Св.-Трицкой Духовной Семинарии. В первые годы в обители было очень скудно, это были годы строительства. Не легко пришлось и о. Михаилу с матушкой, на которую семинаристы смотрели как на ангела во плоти: за ее смирение, за ее всегда сияющую улыбку, за добродетельную и высоко-нравственную жизнь, за ее терпение, даже в нищете она никогда не падала духом. У меня навсегда остался в памяти случай, который и по сей день не могу забыть. В морозные дни отец Михаил не приезжал в Семинарию, студенты ездили к нему, в его маленький, убогий домик. Почему мы это делали? – в молодости он застудил лицевой нерв. Что такое боли нервов, могут судить только испытавшие их. Нерв болел иногда по нескольку дней, лишь не надолго отпуская. Порой боль настолько усиливалась, что о. Михаил, не выдерживая, бился головой о стену, чтобы заглушить ее: «Это мне за грехи» – говорил он, – и ни разу слова ропота не сходило с его уст. Однажды, в морозный день, на урок приехали мой брат да я, после окончания урока наши ноги промерзли так, что мы не были в сосотянии их двинуть. Брат и я, решили это дело поправить. Обратились к эконому монастыря, в то время был о. Архимандрит Иосиф, один из основателей Свято-Троицкой Обители; через два дня была установлена новая печь, навезли дров на целый год! При следующей встрече матушка, со слезами на глазах, обратилась к нам: «сейчас не только ногам тепло, и душа согрелась!»   

Когда отец Михаил включился в семинарское дело, его назначили преподавать греческий язык, церковно-славянский язык, русский язык и Догматическое Богословие; он был, действительно, блестящий преподаватель. Дискуссии на его уроках обычно не бывало, не потому, что он их не допускал, а потому, что никто не смел прервать его живую, насыщенную речь. Отец Михаил говорил о догматах Церкви, говорил просто, смиренно и исчерпывающе, так что вопросы как то сами собой отпадали, а если они появлялись, то находили удовлетворяющие ответы. Хотя он часто повторял: «Очень многое от нас сокрыто и нельзя все постичь». Урок его проходил как по нотам, он брал тему, развивал ее, заканчивал, ставил точку и... звенел звонок на перемену.

После болезни и смерти матушки о. Михаил переселился в монастырский корпус, и жил как один из братий. Он всегда старался быть незаметным, а потому образ жизни выбрал полу-затворнический – знал только келлию, церковь, семинарию и трапезу, а последние 7 лет только церковь и келлию. Раз, на первой седмице Великаго поста, один брат его спросил: «Батюшка, что Вам принести поесть?» – «Ничего не надо, я хочу как братия» – «Так братия картошку ест» – «Нет, спаси Господи...». Все-таки брат принес ему две картофелины в мундире. На следующий день опять спрашивает брат: «Батюшка что принести?» – «Спаси, Господи, ничего, у меня еще от вчерашняго обеда одна картофелина осталась».

В молитве черпал о. Михаил источник просвещения своего ума и сердца; через молитву, которая привлекает к нам очистительную благодать Духа Святаго, он стал богословом, который, отрешившись от тленной одежды ветхаго человека, мог уже смело пускаться в море богословия. Часто братья заставала его на молитве, и невольно не могла уйти от приоткрытой двери, настолько он был благообразен в эту минуту. Взор открыт и светел, уста шепчут слова прошений и благодарений.

Молитва сделала о. Михаила богословом, но он сам всегда пугался этого именования: «Церковь знает только трех богословов – святого Евангелиста Иоанна, св. Григория и св. Симеона Новаго Богослова, а все остальное лишнее...» Он ежедневно читал Свящ. Писание Новаго и Ветхаго Заветов, первое часто по-гречески или по латыни, и это почти до последних лет своей жизни.

«Пытался отец Михаил мне за услуги дать денег, – расказывал один послушник, – а я отказывался. От этого он очень скорбел, а я по неразумию этого не замечал. Зайдешь к нему, а батюшка стоит со смущенным видом, потупив глаза, и кротко улыбается. Я уже чувствовал, – что-то не то. А он выдвинет немного ящик стола, затем нерешительно опять задвинет немного ящик стола, а в нем кошелек с деньгами сверху лежит. Затем опять выдвинет, достанет свой кошелек и, пересилив свою стеснительность, начнет предлагать деньги. Однажды он нашел выход из нашего неудобного положения, выход свойственный только его смиренному сердцу. Захожу в свою келлию и нахожу на столе конверт, на котором знакомым почерком написано: “От Михаила – А. По случаю конца лета”, а в нем деньги. Этот конверт до сих пор бережно храню, как памятник смирения и любви о. Михаила».

Редкий человек может прожить в общежитии, не испытав горечи обид. А о. Михаил был такой человек. В своем завещании он смиренно пишет: «... со стороны братии обители, я не нашел бы в своей памяти, чтобы я испытал огорчение от кого-нибудь. – Обо всем этом пишу не по какой-нибудь традиции, как бывает при уходе от жизни, а в сознании жизненнаго опыта, а именно: есть явное различие между внешней ласковостью “мiра” и внешней суровостью быта Церкви; между подлинной холодностью – богатого благами земными – мiра – и внутри скрытой и мiром пренебрегаемой теплотой жизни Церкви. В ограде Церкви – свет во тьме светит, и тьма его не объят». 

Не помню ни разу, чтобы отец Михаил кого-нибудь осудил или плохо о ком-либо отозвался.

С октября 1988 года, состояние батюшки значительно ухудшилось, он стал временами терять разсудок. Но даже и в таком состоянии срывались с его уст столь привычныя для него слова: «любимые мои, милые мои»! И на тебя смотрели добрые-добрые глаза ребенка. Он представлял себе, что он на родной Волыни, среди полей, коней, родного храма, в кругу близких родных. Это ему облегчало страдания, «лицо его прояснялось и принимало детское выражение». Такая и была душа батюшки – душа светлого отрока, вышедшего в скорбную жизнь и вернувшегося обратно в отчий дом, идеже несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание, – но жизнь безконечная!

4 ноября, в день праздника Казанской Иконы Божией Матери, душа нашего дорогого учителя, отца Михаила Помазанскаго отошла к Богу!

Протоиерей Анатолий Трепачко

июль, 2006г.

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ 

Свято-Успенская церковь, город Стаффорд (Виржиния, США):

39 Red Hill Dr Stafford,

VA 22554-1045,

Протоиерей Анатолий Трепачко, e-mail: franatolytrep@aol.com,

Дьякон Иоанн Трепачко, e-mail: trepatschkoj@aol.com,  

Чтец Николай Трепачко, e-mail: nicktrep@aol.com

Tel.: (540) 286-1657

 

Проповеди, статьи и публикации Прот. Анатолия Трепачко:

www.homestead.com/assumptionarticles/articles.html

 

 

 

 

 
«Церковная Жизнь» — Орган Архиерейского Синода Русской Истинно-Православной Церкви.
При перепечатке ссылка на «Церковную Жизнь» обязательна.