Плач на память Страстей Христовых

Архимандрит Антонин (Капустин)

ПЛАЧ НА ПАМЯТЬ СТРАСТЕЙ ХРИСТОВЫХ

(В Великий Пяток)

Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его

Плач Иерем. 1, 2

Всячески усиливались уловить меня, как птичку, враги мои, без всякой причины; повергли жизнь мою в яму и заки­дали меня камнями (Плач Иерем. 3, 52 — 53), услышали все враги мои о бедствии моем и обрадовались (Плач Иерем. 1, 21). И стал посмешищем для всего народа моего, вседневной песнью их (Плач Иерем. 3, 14), все замыслы их против меня, речи восстающих на меня и их ухищрения против меня вся­кий день (Плач Иерем. 3, 61—62).

Тяжки стоны мои, и сердце мое изнемогает (Плач Ие­рем. 1, 22), волнуется во мне внутренность, сердце мое пе­ревернулось во мне (Плач Иерем. 1, 20), ибо далеко от меня Утешитель (Плач Иерем. 1, 16)!

Кто может исцелить тебя? (Плач Иерем. 2, 13.)

Как близко совпадают с настоящим настроением на­ших чувств эти плачевные звуки, исторгшиеся из сердца скорбящего пророка! Кто может исцелить тебя? Как бы в ответ на это пророческое вопрошение возлюбленный Сын Божий воскликнул, предузрев близкий исход: Отче! избавь Меня от часа сего! — и Сам же присовокупил: Но на сей час Я и пришел (Ин. 12, 27). И так как Сам Он предъизбрал решение положить душу Свою (1 Ин. 3, 16) за люди Своя, то уже никто не мог спасти Его.

А потому тщетно один из уверовавших в Него князей, более других мужественный, защищает Его (Ин. 7, 50 — 51) перед первосвященниками и фарисеями. Напрасно Ему со­ветуют не ходить в Иудею (Ин. 11, 8) к празднику послед­ней Пасхи. Напрасно народ иерусалимский делает Ему царскую встречу и приветствует Его словом спасения. Тщетно Петр пытается мечом спасти Учителя. Тщетно Иро­ду представляется случай избавить Его, как Галилеянина, из рук иудеев. Тщетно жена Пилата просит мужа не делать зла Праведнику (Мф. 27, 19). Тщетно сам Пилат хочет, нака­зав, отпустить Его (Лк. 23; 16, 22) и троекратно всенародно исповедует, что не находит в Нем вины (Ин. 18, 38; 19, 4 и 6). Всё, что по-видимому могло служить к сохранению Его жизни, оказывается напрасным.

Никто не утешит! Пришел к Своим, и Свои Его не при­няли (Ин. 1, 11). В этих кратких словах выражена вся пе­чальная сторона искупительного служения Господа Иису­са. Всё оно преисполнено было внутренних и внешних огорчений, возросших в последние дни до последней степе­ни. Се восходим во Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет архиереем, и книжникам... и языком (Мф.Мк.), и по­ругаются Ему, и укорят Его, и уязвят Его, и оплюют Его, осудят Его на смерть и, бивше, убъют Его (Мф. Мк. Лк.) — Так Он Сам говорил на последнем пути в Иерусалим. Какая глубина скорби заключается в каждом слове этих изрече­ний и в соответствующей им действительности!

Но еще прежде предания в руки грешников (Мк. 14, 41) печаль за печалью поражала сердце Искупителя. Смерть друга вызвала у него слезы. Будущая участь Иерусалима — также слезы. Безчиние в доме Божием подвигло Его на гнев, безплодная смоковница — на слово клятвы; безплодная си­нагога — на гласную речь обличения и поношения. Затем следуют: предательство Иуды, сон и бегство учеников, отре­чение Петра, заушение от одного из слуг и издевательства от всей прислуги первосвященника, надмение и легкомыслие Пилата, вопли неблагодарной черни, посмеяние от Ирода, посмеяние от воинов, сопоставление с разбойником, непра­ведное осуждение, крестоношение, стыд обнажения, наси­лие распинания, злорадование врагов, хуление сораспятых злодеев — горечь и преогорчение до последнего вздоха!

Правда, плакали сострадательные дщери Иерусалим­ские, правда, стояли при Кресте Матерь и любимый Уче­ник, но какое утешение могло доставить это безпомощное участие? Самого действительного и единственно потреб­ного утешения от Отца Небесного не было. И возлюблен­ный Сын Божий, Утеха Израиля был оставлен без утеше­ния, взывая к Отцу Своему: Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты оставил Меня? (Пс. 21,2.)

Никто и не исцелит! Господь возложил на Него грехи всех нас (Ис. 53, 6). Довольно сказать, чтобы не ожидать ни­откуда и ни от кого исцеления. Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание Mipa нашего было на Нем (Ис. 53, 5). Вот почему язва Его, и мука Его, и на­казание Его долженствовали длиться без облегчения до по­следней минуты жизни. Если бы они прекратились ранее, то наши грехи остались бы неочищенными, и вместо Него, Преданного и мучимого, продолжало бы болеть неисцелимо всё человечество. Но раной Его надлежало нам исцелиться (. 53, 5); оттого наша рана оставалась для Него неисцеленной смертельной. Он страдал, Муж скорбей и изведавший болезни (Ис. 53, 3), и вопиял сильным воплем и со слезами (. 5, 7), ибо видел, что не пострадать невозможно. Боль заушения, терноношения, бичевания и распинания ничто в сравнении с невыносимой мыслью, что она не прекратится, и что страдание перейдет в лютую муку на­сильственной смерти. Сознание увеличивающейся безна­дежности долженствовало быть тяжелее и болезненнее всех язв телесных. Им-то неисцелимо болела Божественная душа Пострадавшего с самого утра прегорестного дня до той минуты, когда предала себя в руки Отца. Мы не можем ни уразуметь, ни оценить по достоянию страданий Богоче­ловека. Наше ничтожество, выражаемое всем нашим ограниченым бытием, делает для нас менее ужасным неотра­зимый миг смерти. Но Чудотворцу, возвращавшему других к жизни, Самому Виновнику жизни, быть обреченным на смерть и умирать — это превосходит все наши понятия о страдании и муке. Только мука вечная дала бы, может быть, привыкшему к временному бытию уразуметь по противо­положности неисцелимую болезнь Христа распятого...

О, Целителю сокрушенных сердцем (Лк. 4, 18)! Да ска­жем с пророком: Кто может исцелить тебя? Никто. Что же Тебе засвидетельствуем, Господи и Владыко живота, в горестный день смерти Твоей, в томительный час вообра­жаемого стояния нашего при Кресте Твоем? Каким выра­жением сочувствия почтим безпредельные страдания Твои, Слове Божий, как не такими же чувствами, как не та­кими же слезами, какими выражали безпомощную скорбь свою при Кресте Твоем любящие Тебя и возлюбленные То­бой! Придите же, сынове человеческие, преклоним колени пред лицем Господа (Пс. 94, 6), как одно осиротевшее се­мейство Его, как плоть от плоти Его и кость от костей Его! Ты ли, Господи, на Древе осуждения судишь концы  земли (1 Цар. 2, 10), судишь... праведно (Пс. 66, 5), судишь си­лой (Пс. 53, 3) и чист в суде Твоем (50, 6)? Ты ли, пронареченный Вестник, Совершитель и Податель оправдания челове­ческому роду, перед нами являешься поверженным, уничиженным и всемiрно обезславленным в укоризну Своим и в отчаяние народам? Ты ли это, Солнце правды, воссиявшее мipy, чтобы разогнать глубокую мглу развращенных дел и всем явить правду Божию, Сам заходишь в непроницае­мый мрак клеветы с укором в богохульстве? Ты ли это, От­рок Божий возлюбленный, не пререкший, не возопивший, трости сокрушенной не преломивший и льна курящегося не угасивший, вместе с разбойниками причтен к душегуб­цам и умираешь казнью злодеев? Твои ли это зиждитель­ные руки, благословлявшие, благотворившие, чудодейство­вавшие, натянуты и пригвождены к Древу казни как бы для того, чтобы не простирались к хищению, к насилию, к без­законию? Твои ли это поклоняемые стопы, вносившие во грады, и веси, и жилища человеческий мир, и отраду, и спа­сение вечное, истерзаны и прибиты к Древу позора? Твой ли это от века желанный и во век незабвенный началобытный образ, в подобие которого созданы все мы, сквозь не­обычный мрак единственного дня страшно и жалостно зрится на Древе проклятия — не имеющий ни вида, ни вели­чия, презрен и умален пред людьми? (Ис. 53, 2 — 3.)

Судне и Ведче! Приими скорбь мою по Тебе, мене ради осужденном, и не дай мне ни словом, ни мыслью, ни ведени­ем, ни неведением дерзнуть когда-либо судить совершенное Тобой дело моего оправдания! Ты праведен в приговоре Тво­ем (Пс. 50, 6), я же... да сохраню слово Твое (Пс, 118, 101)!

Не имел Ты где голову приклонить (Мф. 8, 20. Лк. 9, 58), и где же, наконец, преклонил ее? На Кресте! Ты не сделал никакого греха, и не было лести в устах Твоих (1 Петр. 2. 22). Но вот Ты предаешься смерти, как тягчайший греш­ник. Но вот целый синедрион обзывает Тебя лжецом, обма­нывавшим народ именем Христа и Сына Божия! Тебя снедала ревность по доме Отца Твоего (Ин. 2, 17), и, ревнуя о нем, Ты очищал его от осквернителей. Но вот осквернители являются паче Тебя ревнителями Церкви Божией и, покивая главами, говорят Тебе: Э! разрушающий храм, и в три дня созидающий (Мк. 15, 29)!

Ты рождаешься для воцарения над домом Иакова на престоле Давида отца Своего (Лк. 1, 32 — 33) и умираешь с поруганным именем притязателя на царство! При Твоем явлении на землю для Тебя светит новое светило небесное. При Твоем отшествии с земли от Тебя скрываются и древлевчиненные светила неба! Ты алчешь, начиная дело спа­сения нашего, и Тебе искусительно предлагают в пищу камни. Ты жаждешь, оканчивая Свое искупительное слу­жение, и Тебе последовательно дают в питие оцет и желчь! В пещере подземной встречаешь Ты первую ночь бытия земного, в пещере плотию возлежишь и в последнюю!

Агнец Божий, Который берет на Себя грех Mipa (Ин. 1, 29), приемлющий как человек с болезнью позор крайнего уничижения, — вонми воплю скорби моей при виде нище­ты Твоей вольной и не дай мне хвалиться ни о чем ином, но только Крестом Твоим (Гал. 6, 14).

Не видно более лица Твоего пресветлого и пресиянного, блиставшего, как солнце (Мф. 17, 2), в час предваряющей славы! Не слышно гласа Твоего, усмирявшего стихии и про­ницавшего в последние исходища жизни! Не ходишь Ты бо­лее по земле, «певаемый от Серафим»! Не творишь и не учишь, из величайших Великий... в Царствии Небесном (Мф-5, 19)! Не зовешь Своих овец по имени и не выводишь их пе­ред Собой (Ин. 10, 3 — 4), Сам закланный, яко овча. Не зовешь более к Себе труждающихся и обремененных, упокоивший­ся в безмерном труде под тягчайшим бременем! Время, же­ланное пророками и царями (Лк. 10, 24), небывалое прежде и неповторимое после, пришло, миновало и сокрылось невоз­вратно! Кто теперь исцелит прикосновением болящего, очи­стит взором прокаженного, брением уврачует слепого, вос­кресит словом умершего? Силы, каких ни в ком от века не могло обнаружить естество человеческое; знамения, о каких не мог помыслить ум человеческий, и чудеса, каких могло ча­ять сердце человеческое только как возможности иного бытия, — иссякли и более невидимы! Такой отрадой, таким не­сравненным довольством и беpпредельным счастьем повеяв­шая на изнемогший под тяжестью вещества, плоти и суеты дух наш струя вечной жизни уносится назад из Mipa нашего! И опять пойдут вопросы и недоумения, сомнения и отрица­ния, заносчивость ума и лжемудрствование рассудка, ложь, хула, клевета и празднословие без конца и меры! И опять начнется царство чувственности, самопрельщения, самообожения и страстного поклонения всему небожественному от невинно-чистого до постыдно-преступного!

Учителю благий! На кого оставляешь Ты нас, бедных и боязливых учеников Твоих, среди мглы и хаоса сомне­ний, воздвигаемых неверием века, выдающим призраки за истину и принимающим истину за призраки.

Пастырь добрый! Кто упасет Твое сирое и беззащит­ное стадо, привыкшее ходить за Тобой и от Тебя ожидать всего? Ему предлежат непроходимые дебри опасностей, искушений и заблуждений. Его духовное пастбище окру­жает безводная и безприютная пустыня мipa, в которой свирепствуют лютые волки (Деян. 20, 29), хулениями раз­дирающие и терзающие Твое святое стадо; в которой и сам князь, господствующий в воздухе (Еф. 2, 2), ходит, как ры­кающий лев, ища, кого поглотить (1 Петр. 5, 8). С Тобой всё это не страшно, без Тебя — ужасно!

Врач душ! К Тебе повергаюсь моей болезнующей душой: исцели ее, стенающую у подножия Твоего Креста. Приклонись ко многим воздыханиям сердечным и мою Каплю слезную, даже капли часть некую, пролитую о разлучении с Тобой, приносимую Тебе, ничего не хотящему от меня, прими — не как дар, Тебя достойный, но как скудный  и убогий плод моей дерзновенной, хотя и несовершенной и слабой любви к Тебе                   Но, братья! Уместны ли слезы скорби при виде Госпо­да, пострадавшего и погребению давшегося? Не слышим ли мы в священной песни слов Его: Восстану и прославлюся?

Лучше для вас, чтобы Я пошел, — читаем в Евангелии (Ин. 16, 7). Лучше для вас Его смерть, нежели вечное пребы­вание Его с вами во плоти. Для верующей любви больше утешения в видимом разлучении с Ним, нежели в видимом соприсутствии Его. Если бы вы любили Меня, то возрадова­лись бы, что Я сказал: иду к Отцу (Ин. 14, 28). Покажем, братия, что мы Его любим, и над этим вместообразным гро­бом прольем иные слезы — теплого благодарения, хвале­ния и поклонения.

Крест и гроб, знамение клятвы и осуждения и вместе с тем источник оправдания и благословения! Для чего они? Нас ради человек и нашего ради спасения. Так исповедуем все мы, верующие, от времен пророческих до наших дней. Итак, кто в силах понять и оценить всё дело искупления своего, усвой любящим сердцем ту прерадостную весть, что между Крестом и гробом совершено величайшее благо­деяние для тебя, и собери всю теплоту души своей, чтобы возблагодарить Благодетеля за счастье, которому нет име­ни на земле.

Крест и гроб, смерть и жизнь, нетление и Воскресе­ние. Братия! Как сказать это, не вострепетав радостно всем существом своим? У Креста и гроба дело шло не о челове­ке, а о человечестве. Христу сораспялись, Христу спогреблись и со Христом воскресли предначинательно все мы. Не довольно ли этого, чтобы песнь богохваления не сходила с уст наших в роды родов и во веки веков?

Крест и гроб, Древо казни и знамение победы, пещера мрака и чертог света! Когда стекалось воедино столько неожиданных превратностей, столько разительных проти­воположностей? Где еще видано столько странных, и чудных, и непостижимых вещей? Когда и где таинственное являло себя таким обилием знамений несомненных и непреложных и вместе недоступных никакому исследованию. Умирает повешенный на Древе Человек, всенародно при­знанный невинным и по какой-то необъяснимой случайно­сти названный Царем Иудейским. И что же? Вместе с тем меркнет солнце, раздирается надвое церковная завеса, по­трясается земля, отверзаются гробы и восстают усопшие. После этого кто с богомудрым сотником не воскликнет: Во­истину Он был Сын Божий (Мф. 27, 54), или с апостолом не скажет: Бог во Христе примирил с Собой Mip (2 Кор. 5, 19), или не преклонит колени пред Отцем Господа нашего Иису­са Христа (Еф. 3, 14)?

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покажи нам и славное Твое Воскресение!

Аминь.