Инокина Татиана (Спектор),
Свято-Богородичный Леснинский монастырь,
Франция, РИПЦ
Поездка в США
Часть вторая: Техас*
Это повествование - от первого лица, и в нём я расскажу о своих впечатлениях от поездки в Техас. С 25 января по 3 февраля 2010 года я работала в Кестонском архиве, который находится в техасском университете Бэйлор. Сначала расскажу о самом архиве и его создателе, а потом о людях, которые занимаются архивом теперь.
Кестон
Кестонский центр Религия, политика и общество является частью Института Дж. М. Доусона по изучению взаимоотношений между церковью и государством в университете Бэйлор. Возник Кестонский центр в 2007 году путём переезда в Техас архива и библиотеки Кестонского института, который был создан в 1969 году в Оксфорде и до сих пор там находится.
Кестонский институт в Оксфорде, Кент, Великобритания
Основатель и Президент Кестона, проф. Майкл Бурдо, считает, что к созданию этого уникального института его привёл сам Господь. Вот как это было. В 1959 году Майкл получил в Оксфорде степень магистра богословия и отправился на год в Москву, по студенческому обмену, изучать историю Киевской Руси в аспирантуре МГУ. Будучи богословом, он, естественно, интересовался историей Русской Православной Церкви, причём не только древней историей, но и современной. Не полагаясь на официальные данные Московского патриархата о количестве действующих православных церквей в Москве («примерно 20-30»), он взял старую карту города и в течение десяти месяцев побывал на богослужениях в 42 храмах.
В сентябре 1959 года вышел первый номер советского журнала «Наука и религия», и Майкл читал его в Москве, постепенно приходя к выводу, что этим выпуском начался новый этап антирелигиозной борьбы в СССР. «В течение пяти последующих лет, вплоть до отстранения от власти, Никита Сергеевич Хрущёв претворял в жизнь новую безжалостную кампанию против религии во всех её проявлениях, сводя на нет почти все достижения, с трудом завоёванные верующими в последние годы правления Сталина», - пишет проф. Бурдо в Предисловии к сборнику «Религия и общество», изданному Кестонским институтом в Санкт-Петербурге в 2002 году.
В 1964 году Майкл получил письмо, пересланное ему оксфордским профессором Николаем Зерновым, его учителем и другом. Речь в письме, которое передала Зернову французская учительница, приехавшая из туристической поездки в Москву, шла о преследовании монахов и паломников Почаевской лавры: их избивают, грабят, вывозят из монастыря за сотни километров от жилья и там выбрасывают, отнимают у них документы, а потом арестовывают и судят за отсутствие этих документов, подвергают унизительным медицинским осмотрам, вербуют в агенты КГБ. Всё это было сказано просто, без эмоций, изложены только факты. В конце стояло: «Мы обращаемся к миру с просьбой помешать советскому правительству закрыть Почаевскую лавру - одну из величайших святынь страны», - и две подписи: Варавва и Пронина.
Из письма Майкл понял, что преследования верующих в СССР ужесточились и что пришло время действовать, причём действовать самому, не рассчитывая ни на чью помощь. Дело в том, что в 1960-е годы западная общественность была склонна верить сведениям из советских официальных источников информации, как правительственных, так и церковных - о том, что никаких преследований за веру в СССР нет вообще. Московский патриархат и Московская баптистская церковь распространяли по всему миру дезинформацию: «Если верующие находятся в тюрьме, то за нарушение закона, а не за свои религиозные взгляды». Эту ложь многие на Западе принимали за правду, особенно те деятели церкви и политики, которые хотели улучшить отношения с СССР.
В апреле 1964 года Майкл отправился в СССР, чтобы увидеть всё своими глазами, но поездку он сумел осуществить только в составе туристической группы. Разумеется, увидеть английским туристам удалось то, что им сочли нужным показать. Разочарованный, Майкл вернулся домой. И вдруг его пригласили поехать в Москву опять, на этот раз руководителем американской группы. Теперь у него была возможность ходить по Москве самостоятельно, и он этой возможностью воспользовался. Первое, что ему суждено было увидеть, были развалины храма свв. апостолов Петра и Павла, взорванного динамитом по приказу властей. Когда Майкл подходил к обломкам любимого им величественного здания, он увидел двух женщин, которые пытались проникнуть за ограду, поставленную вокруг развалин. Майкл обратился к женщинам с вопросом, и они, поняв, что перед ними иностранец, позвали его с собой - далеко на окраину Москвы. Там, в маленьком деревянном домике, выяснилось, что у взорванного храма Майкл встретил Варавву и Пронину, которые опять приехали в Москву с Западной Украины - через полгода после того, как они передали то самое письмо французской туристке. Думая, что оно пропало, они написали другое и пытались найти того, кто поможет им известить мир о гонениях на верующих в СССР. Майкл понял, что Господь хочет поручить эту миссию ему.
Вернувшись в Англию, он принялся за дело, и в 1969 году был создан Кестонский институт по изучению преследований за веру. Сведения о таких преследованиях институт публиковал в собственных изданиях или в западных органах печати. Поначалу Кестон занимался только христианами и только в СССР, но постепенно деятельность его расширилась и стала включать другие социалистические страны и другие вероисповедания. Но при всех изменениях деятельности института, проф. Бурдо навсегда остался верен своему первоначальному принципу сбора материала: публиковались только те сведения, которые были получены очевидцами.
Нападки советской прессы сделали имя Майкла Бурдо известным в СССР, и люди стали присылать ему документы, свидетельствующие о преследованиях за веру. В Кестонский институт стали поступать сотни страниц рукописного текста, целые тома самиздата, множество фотографий разрушенных храмов, тюрем, лагерей, психбольниц, фотографии избитых или замученных до смерти страдальцев за веру. Регулярно и активно поставляли информацию религиозные правозащитники: православные диссиденты, баптисты-«инициативники» и литовские католики.
Кестонский институт ежегодно выпускал специальные бюллетени, Christian prisoners in the USSR, которые состояли из имён и фамилий людей, арестованных советской властью за веру: православных диссидентов, истинно-православных, католиков, баптистов, пятидесятников, униатов. Выходили также журналы и газеты Religion in Communist Lands, Religion State and Society, Frontier, в которых публиковались как информативные материалы, так и исследования и публицистические статьи. Кестон публиковал также книги, посвящённые исследованию религиозной жизни в СССР. Много было публикаций - текстов и фотографий, - которые сообщали о положении заключённых за веру в советских лагерях, тюрьмах и психбольницах.
Помимо собственных изданий, в Кестоне были собраны ежегодные подшивки газет и журналов - как «с той стороны» - то есть официальные советские, так и «с этой» - то есть самиздат и западные правозащитные издания.
Все собранные в Кестоне материалы, опубликованные и неопубликованные - фотографии, письма, дневники, заявления, обращения, другие документы, книги, газеты и журналы - образовали огромный архив и библиотеку. Для работы в этом богатом уникальном архиве в Кестон приезжали исследователи из разных стран. Но вот пришло время, когда СССР распался, и явные гонения на религию прекратились - как в Российской Федерации, так и в других странах советской ориентации. Эти события привели к тому, что в XXI веке дотации на существование Кестонского института почти прекратились, и содержание архива стало невозможным. Совету института пришлось срочно решать, как с ним поступить.
Кестонский архив был предложен библиотекам нескольких крупных университетов мира, но никто не был готов принять такой огромный массив целиком: кто хотел взять материалы хрущёвской эпохи, кто - сталинской, кто только фотографии, кто - некоторые журналы. Возникла угроза исчезновения единственного в мире архива свидетельств о преследованиях за веру в XX веке. Помощь пришла из университета Бэйлор в США, который согласился взять весь архив и разместить его в своём Институте Доусона по изучению взаимоотношений между церковью и государством.
Кестонский центр Религия, политика и общество в Бэйлоре, Вако, Техас
В августе 2007 года 10 тысяч книг и 120 огромных картонных ящиков с другими материалами Кестонского архива были упакованы и отправлены из Оксфорда в Техас морским путём. Занимался отправкой будущий директор Кестонского центра в Бэйлоре проф. Кристофер Марш, который привёз с собой из Штатов четырёх помощников: заведующую канцелярией Института Доусона Сюзен Селлерс, помощника декана библиотек Бэйлора Билла Хэйра, аспиранта Джона Мизуту и свободного предпринимателя Тима Платта. Немало трудностей пришлось встретить американцам в этой работе, но, с помощью четырёх английских грузчиков, они справились - за два дня всё упаковали, перевезли в порт и погрузили в специальный контейнер для морских перевозок.
В начале сентября контейнер прибыл в техасский порт Галвестон, а оттуда Кестонский архив был доставлен в Бэйлор, на склад университета. Джон Мизута и другие аспиранты постепенно переправили архив в Институт Доусона. В Институте, специально для Кестонского архива, была установлена должность архивариуса, которую заняла Лариса Сиго. Под её руководством, в новое помещение архива к концу ноября были перенесены почти все книги, весь архив фотографий и вся художественная коллекция, и началась работа по размещению и каталогизации материалов.
Торжественное открытие Кестонского центра состоялось 26 и 27 ноября 2007 года, в дни празднования 50-летней годовщины существования Института Доусона. В первом заседании работников Центра, 26 ноября, приняли участие специально приглашённые на торжества коллеги из Англии: директор Кестонского института Ксения Деннен, президент Майкл Бурдо и бывший архивариус Кестона Малколм Уолкер. На второй день торжеств Кестонский центр посетил проф. Джеймс Вуд, создатель и руководитель Института Доусона. Он рассказал о том, почему и как был создан этот институт и напомнил, что проф. Майкл Бурдо приезжал в Институт Доусона с лекциями в 1972 году. Проф. Бурдо в ответ рассказал историю Кестонского института и призвал к тесному сотрудничеству между двумя его ответвлениями - английским и американским. Он предложил организовать ежегодные встречи сотрудников Кестона в Оксфорде и в Бэйлоре: проф. Марш был приглашён посещать заседания Совета Кестонского института, равно как и члены английского Кестона были приглашены на заседания Совета в Бэйлоре.
М. Евфросиния побывала в английском Кестоне в октябре 1980 года, незадолго до ухода в монастырь. Тогда же она познакомилась с Майклом Бурдо и другими сотрудниками архива. Со мной она впервые говорила о Кестоне (уже техасском) примерно полтора года назад и тогда же высказала свою мысль о создании книги о Катакомбной Церкви. Думаю, что эта мысль возникла у неё в ответ на книгу «В поисках безгрешных катакомб» и другие «программные» труды, которые создаются сейчас в РФ в доказательство заранее сформированных выводов, причём сформированных не обязательно автором публикации. О. Евфимий идею работы в архиве горячо поддержал, но подготовить нужные бумаги мы тогда не успели, потом навалились спешные неотложные дела, и в конце концов, поездка состоялась только нынче.
Коллеги в Кестоне
Архивариус Кестонского центра, Лариса Сиго, переписывалась с м. Евфросинией время от времени, и особенно активно перед моим приездом. Когда выяснилось, что из аэропорта в Остине в Вако нельзя доехать ни на чём, кроме рейсовых автобусов Greyhound или очень дорогих такси, Лариса сумела устроить так, чтобы меня встретил в аэропорту проф. Дэниел Пэйн, православный диакон. О. Даниилу пришлось отменить занятия в этот день, потому что путь в Остин занимает два с половиной часа, плюс ещё два с половиной из Остина в Вако, всего пять. Он приехал со своей средней дочкой двенадцатилетней Анной, и мы все трое очень мило беседовали эти два с половиной часа. Я узнала о том, что у о. Даниила и его жены Елизаветы пятеро детей: четыре дочери и маленький сынок. Дети не ходят в печально известную американскую public school, а учатся дома и живут очень богатой и разнообразной жизнью, в которой церковь занимает самое важное место.
Сам о. Даниил очень увлечён преподаванием и исследовательской работой, но церковь всё же важнее, и сейчас он поставлен перед очень серьёзным выбором - согласиться на предложение принять священнический сан или продолжать академическую карьеру. «Господь решит», - говорит он с широкой улыбкой. Тем временем он публикует статьи о взаимоотношениях церкви и государства, преподаёт курсы по православию и правам человека, а также курирует в университете группу православных студентов, которые встречаются еженедельно для молитвы и бесед на самые разные темы - от писем Антония Великого до организации пикника с блинами на Масленицу.
О. Даниил и его студенты пригласили меня на одну из своих встреч, где задавали вопросы о монастыре, о Катакомбной Церкви и о современной политике Московской патриархии. Дело в том, что по пути из аэропорта в Вако о. Даниил задал мне контрольный вопрос о нынешнем российском патриархе, и получив ответ, стал говорить откровенно, показав хорошую осведомлённость и трезвый взгляд на положение дел в современном православии. Студенты тоже оказались очень неплохо информированными и заинтересованными. Позже я их встретила в церкви свят. Николая, куда о. Даниил меня возил вечером в среду на чтение Акафиста и на обсуждение книги «Отец Арсений».
Это новостильная греческая церковь Вселенского патриархата. В ней всё, что должно быть в новостильной церкви: скамьи, как у католиков, причастие без исповеди, женщины в брюках и косметике, священник говорит в микрофон… Слава Богу, нет музыкальных инструментов. Но есть вещи очень подкупающие. Например, Акафист там поют все прихожане и поют совсем неплохо. Книгу обсуждали с горячим интересом, применяя описанные там события к собственной жизни. Дело в том, что большая часть прихода - бывшие протестанты, привлечённые в Православие наличием духовности. Там я познакомилась с монахиней Глафирой, американкой, которая в 1997 году побывала в деревне в 400 километрах от Москвы, где поняла и полюбила русское благочестие.
Из аэропорта о. Даниил привёз меня в Carroll Library, в Кестонский центр, где Лариса Сиго ждала меня и встретила очень приветливо и вполне профессионально: отвезла меня в несколько университетских офисов, чтобы сразу покончить с формальностями, а потом показала главные комнаты архива, объяснив, где могут быть расположены интересующие меня материалы, подключила к университетской компьютерной системе и научила пользоваться их сканнером - всё за два часа. После этого помогла купить продукты и отвезла меня на квартиру, которую сама же и нашла заранее, в десяти минутах ходу от Carroll Library. Лариса тоже сразу рассказала о своей семье: маленькая дочка, муж-лютеранин, настороженный по отношению к Православию, свекровь тоже лютеранка. В России Лариса была «технарь», по её выражению, поэтому она решила получить более приемлемое к новой должности образование в Бэйлоре под руководством проф. Марша. Тема её дипломной работы - религиозное воспитание детей в СССР в условиях атеистической пропаганды.
Когда мы с Ларисой обсуждали моё рабочее расписание, в архив пришла заведующая канцелярией Института Сюзанна Селлерс, та самая, поехавшая с проф. Маршем в Оксфорд в августе 2007 года готовить Кестонский архив к отправке в Техас. Она пришла познакомиться и пригласить меня попить чаю на третий этаж, где у них находится канцелярия Института. Сюзанна - супруга баптистского пастора и много времени посвящает своему приходу, особенно детям, но узнаёшь об этом исподволь - из случайных замечаний по поводу дочки Ларисы. Сюзанна очень заинтересованно отнеслась к теме нашей работы, много расспрашивала о Катакомбной Церкви и о монастыре, каждый день заходила узнать, как идут дела, и приглашала выпить чаю или кофе. Во время моего визита Институт выполнял просьбу калифорнийского кинорежиссёра предоставить документы и фотографии о преследованиях за веру в СССР после Второй мировой войны. Сюзанна сочла своим долгом рассказать мне об этом режиссёре и его работе, потому что она почувствовала связь между нашей темой и темой его документального фильма. И действительно, вполне вероятно, что герой фильма, Василий, отсидевший пять лет на Колыме за отказ воевать в советских войсках во время войны, был истинно-православным христианином.
Проф. Кристофер Марш пригласил меня к себе, увидев нас с Сюзанна проходящими мимо его кабинета к чайной комнате, и первым делом стал демонстрировать свои руки, испачканные крепко въевшейся автомобильной краской: «Я механик, очень люблю нырять в свой автомобиль!» Однако он не столько механик, сколько широко образованный и компетентный исследователь и толковый администратор. Проф. Марш занимается русским старообрядчеством, и его часто приглашают в РФ с лекциями и докладами. Кроме того, он в своё время писал об о. Александре Мене и хотел бы написать о нём книгу. Выяснилось это во время разговора о теме моей работы в архиве. «О. Александр Мень принадлежал к Катакомбной Церкви!», - сообщил проф. Марш, чем меня огорошил: я этого не знала и стала неуверенно возражать, но потом обнаружила в библиотеке архива книгу Зои Масленниковой, где под фотографией о. Серафима Батюкова было написано, что он скрывался в доме тётки о. Александра Меня. В моём рабочем кабинете на втором этаже проф. Марш тоже побывал - привёл будущую студентку с мамой показать им Кестонский архив. Недалеко от стола, где я работала, на полу стоял большой портрет Ленина в советской плакатной манере. Проф. Марш бросился к портрету со словами: «Татьяна, представляю, как приятно это соседство!» и унёс его в дальний угол, где засунул за книжные полки.
Немного скажу об условиях работы, предоставленных мне в Бэйлоре сотрудниками Института Доусона. Работала я в просторном кабинете им. Майкла Бурдо, где в центре стоит большой круглый стол, у одной стены - длинный рабочий стол, на нём два компьютера и сканнер, вдоль других стен - книжные шкафы. Вверху над рабочим столом размещены полки с книгами, а над ними - фотографии Майкла Бурдо и его коллег в 1960-е годы, первые годы существования Кестонского института. Мне предоставили компьютер с выходом на интернет и сканнер, которыми я пользовалась весь рабочий день в течение всего своего визита. Платы за это не требовали (хотя интернет и сканнер у них побыстрее наших). Я имела постоянный свободный доступ ко всем материалам, расположенным в Кестонском центре: в специальной архивной комнате, на деревянных стеллажах в холле архива и на полках в кабинете Майкла Бурдо. Кроме того, по моей просьбе, мне приносили материалы из другого помещения (например, ЖМП с 1943 по 1948). Вообще, Лариса всегда была готова ответить на мои вопросы и выполнить мои просьбы.
Я от всего сердца благодарю всех сотрудников Института Доусона за их сердечное гостеприимство и безкорыстную помощь во время моего визита в Кестонский центр. Очень надеюсь поработать с ними вновь.
* Часть первую см.: www.monasterelesna.org/USA_1.htm