23 августа 1915 г. - 28 января 2012 г.
ПАМЯТИ
ВЛАДИМIРА КОНСТАНТИНОВИЧА МОЛЧАНОВА
В субботу утром 28 января, на 97 году своей долгой и насыщенной жизни, скончался мой папа, Владимiр Константинович Молчанов. Прошу молитв о упокоении его души. Папа был на редкость нежным, добрым и ласковым человеком. Его очень многие знали, уважали и любили.
Он родился в Харькове 23 июля 1915 года. Мой дедушка там служил чиновником на железной дороге, и в годы формирования Белого движения помогал белым воинам и офицерам перебираться на юг, а также решать проблемы снабжения продуктами и оружием. Он эвакуировался вместе с Белой армией через Крым во время Великого Исхода и попал в Сербию. Бабушка с папой оставались в Харькове до тех пор, пока супруга ген. Деникина, с которым дедушка особенно много работал, не помогла им выехать в Белград где-то в 20-х годах. К тому времени бабушкина сестра, расставшись с мужем, белым офицером, стала видной большевичкой-комиссаркой и очень уговаривала бабушку остаться, но бабушка не хотела, чтобы папа рос без отца, и уехала с ним в Сербию, под защиту благословенного Короля Александра, столько сделавшего для русской белой эмиграции.
Папа учился в белградской русской гимназии, был на несколько классов моложе Андрея и Льва Бартошевичей, будущих влл. Антония и Леонтия РПЦЗ. Папа помнил митр. Антония (Храповицкого), бывал и в Хопово, где располагался тогда наш Леснинский монастырь и куда часто вывозили русских детей. Наверное, он видел преп. Екатерину, нашу основательницу, которая очень любила детей, но папа этого не помнил.
После гимназии он поступил на медицинский факультет и уже кончал учёбу, когда началась II мiровая война. Мечтавший, как вся белая эмиграция, об освобождении России, папа вступил в организацию НТС, которая посылала молодых людей на оккупированную немцами территорию СССР, в целях организации кружков сопротивления советской власти. Папа добрался до Киева, рассказывал, как его буквально с улицы зазывали и просили быть восприемником на крестинах в открывающихся храмах. На старости лет он всё переживал, что так легкомысленно на это соглашался и даже не помнил имена всех этих многочисленных крестников. Потом папу переправили в Минск, где его арестовали немцы. Он просидел в тюрьме почти год и чуть не умер от тифа и голода. В тюрьме он пришёл к сознательной вере; до этого, как он рассказывал, он всё соблюдал инертно, больше по традиции. Из Минска папа выбрался в Польшу, где несколько месяцев жил и отходил после тюрьмы у о. Константина Соловьёва, чьи сыновья тоже были членами НТС. После войны о. Константин оказался во Франции и свят. Иоанном Шанхайским был назначен на приход в городе По, а впоследствии жил и скончался при нашем монастыре, в Фуркё. Его Матушка так и осталась в монастыре, стала мон. Наталией. Папа с ней вновь встретился, когда приехал ко мне в первый раз в 1983 году. Потом папа надеялся сражаться в рядах власовцев, но к тому времени всё уже шло к концу. Он попал в жуткую бомбёжку американцами города Пильзен, в которой погибли многие власовцы. Там чудом спаслась моя мама, которая была личной секретаршей начальника штаба ген. Власова. Она выкарабкалась из пылающего вагона, её начальник слышал, как она громко молилась Божией Матери. Как ни странно, папа запомнил её.
После войны папа жил в Германии, в Любеке и в Гамбурге, и помогал вл. Нафанаилу (Львову) и архим. Виталию (Устинову, буд. митр. Виталию) спасать русских беженцев от насильственной выдачи Сталину по Ялтинскому договору. В 49-м году он уехал в Америку, в Чикаго, где за счёт почти оконченного медицинского образования стал работать лаборантом. Чикаго и вообще Америка ему страшно не понравились, и он решил вернуться в Европу. По дороге он заехал к знакомым в Нью-Йорке, где встретил ту самую девушку, которая выбралась тогда из пылающего вагона в Пильзене. Мама милостью Божией спаслась от ареста и выдачи как сотрудница власовского движения и к тому времени уже устроилась в Нью-Йорке и перевезла туда моего дедушку и его вторую жену (первая супруга дедушки, моя бабушка, графиня Елизавета Самбурова, умерла в Германии в самом начале войны) и его детей, включая сына Костю (буд. прот. Константина Фёдорова). Папа влюбился горячо и навсегда, и они вскоре поженились. Во время первой беременности мама попала в аварию, и первенец, мой брат Александр, родился очень больным и умственно отсталым. Наш Сашенька трагически умер в 1960 году, в возрасте 7 лет, и был одним из первых похороненных на новом русском кладбище при монастыре Ново-Дивеево, который тогда устраивал о. Адриан Рымаренко (буд. вл. Андрей). Он отпевал Сашеньку и очень тогда поддержал маму и папу, они его всегда с благодарностью вспоминали. Папа очень любил и жалел Сашеньку и сильно переживал эту смерть. "Я думал тогда, что больше никогда не улыбнусь", - он мне как-то сказал. Мне запомнилось, как в раннем детстве он со мной и братиком каждые утро и вечер молился о Сашеньке и просил его молитв о нас, малышах. Но много горевать было некогда, к тому времени родились еще мы, близнецы Костя и Лиза, надо было обеспечивать семью. Папа пошёл опять учиться, получил магистерскую степень (masters) по микробиологии и стал начальником лаборатории в крупной глазной и отоларингической больнице Нью- Йорка, New York Eye and Ear Infirmary. Он там проработал 31 год, до самой пенсии. Его там очень любили и уважали, вся больница, от уборщиков до хирургов, знала "Wally", как его там прозвали. Мы в детстве любили во время каникул ездить к нему на работу, папа разрешал нам "помогать"- какие-то таблетки бросать в разные жидкости, будто мы тоже "делали анализы". Одновременно папа окончил Институт славянских языков, писал большую работу о философе Сковороде. Побочно шла типичная эмигрантская жизнь 60-70-х годов: преподавание русского языка и истории в церковной школе и на курсах для старших скаутов в организации ОРЮР, антикоммунистическая деятельность в НТС, распространение книг издательства "Посев", работа в обществе "Православное Дело", которое собирало сведения о гонениях на веру и пыталось помогать верующим в СССР.
В 70-х годах папа стал серьёзно воцерковляться, много читал по церковной истории, жалел, что в молодости другим увлекался, а не пошёл по церковной линии и не стал священником. Немного даже завидовал нашему сугубо церковному детству. Помню, как он мне сказал, с глубоким сожалением, во время своего первого приезда ко мне в монастырь: "А мне пришлось 70 лет прожить, пока я не узнал, что есть Иисусова молитва...". Помню, с каким интересом он расспрашивал о беседах, которые вл. митр. Филарет проводил с молодежью, а я тогда по глупости думала: "Зачем это он полез в наши молодежные дела?" К этому времени он полностью разочаровался в НТС и в идее политического сопротивления коммунизму, его сопротивление стало скорее духовным и молитвенным. Но некоторые вещи он так до конца и не понял. Прославление Царя-Мученика, например, он по-настоящему так и не принял, винил Николая II в крушении России. В те годы папа очень сблизился с прот. Александром Киселёвым, которого родители помнили ещё по Германии, по власовскому движению. О. Александр очень поддержал меня и помог папе, когда я в 1981 году решила поступать в монастырь. Папа тогда этого ещё совершенно не понимал, очень переживал и сильно плакал, маму упрекал, что она воспитала фанатиков. А я тогда так надеялась, что папа поймёт хотя бы стремление посвятить себя какому-то делу, ведь он тоже в таком возрасте всё бросил, чтобы "спасти Россию". О. Александр много беседовал с папой, направил его чтение, тогда папа и познал более глубокую духовную жизнь, понял и полюбил монашество. Разошлись они с о. Александром из-за отношения к Московской Патриархии, папа никак не мог её считать подлинной Русской Церковью.
Став пенсионером, папа стал чаще бывать в храме. Помню, как он умилялся Преждеосвященной Литургии и другим великопостным службам, которые до пенсии не мог посещать. Он стал помогать при Синоде РПЦЗ, работал в Попечительстве. Одно время вл. митр. Виталий даже усиленно его уговаривал принять священный сан и хотел назначить его заведующим хозяйством при синодальном доме. "Я мог стать обер-прокурором!", - папа потом шутил. Появилась и возможность путешествовать. Папа побывал у старых друзей в Германии, несколько раз у меня в монастыре, и с мамой они совершили два паломничества на Св. Землю. Когда рухнул СССР и открылись приходы РПЦЗ в России, они совершили две большие поездки по России. Радовались восстановлению храмов и монастырей, но в отличие от многих других эмигрантов, они стремились увидеть катакомбников и познакомиться с теми, кто перешел в РПЦЗ. Побывали в наших приходах в Москве, в С.-Петербурге, когда ещё служили в Новодевичьем монастыре, в наших общинах в Курске и в монастыре Матушки Схи-игумении Макарии в Воронеже. Побывал папа и в родном Харькове, разыскал родной дом и нашёл родственников, мечтал о возвращении на родину.
Но годы брали своё. Папа стал слабеть, болеть. У него вовремя обнаружили начальные стадии рака кишечника, оперировали глаза, подлечивали сердце и т.д. Мама даже скрывала от него информацию о готовящемся соединении РПЦЗ с МП, боясь, что это его слишком сильно расстроит, что он этого не перенесёт. Господь судил иначе, и в апреле 2004 года мама скончалась. Для папы это был сильнейший удар и во многом конец его жизни. "Я же должен был быть первым", - он всё повторял, когда мама скончалась. Папа долго плакал о ней почти каждый день и находил утешение только в молитве о ней и надежде на скорую встречу в жизни будущего века. Его последние годы скрасила преданная любовь и забота сына, который почти полностью посвятил себя уходу за отцом. Я могла бывать у них только изредка, а Костя постоянно был при нём и делал всё, что только мог, чтобы облегчить его старость и утешить его. Мама не дожила до унии, а папе пришлось ещё раз сделать выбор. В мае 2007 года он оставил приход и священника, которых очень любил, и стал прихожанином Свято-Троицкого прихода в Астории, у о. Всеволода Дутикова. Как ни горестна была размолвка с родными и друзьями, стремление к церковной правде оказалось дороже. Осталась последняя и самая важная задача в жизни - подготовиться к смерти. Папа стал говеть, как можно чаще, и, пока были силы, каждый день часами молился и занимался духовным чтением. К концу 2011 года его силы стали заметно угасать, а к Рождеству стало ясно, что конец подходит. Я успела папу повидать на Крещение, мы с Костей помогли ему в последний раз подготовиться к Причастию. Через неделю он тихо и мирно скончался.
"Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений", сказано в заупокойных песнопениях. Р. Б. Владимир сумел стяжать христианскую любовь и смирение, всем сердцем стремился ко Господу. Верю, что Всемилостивый Господь, Который, по словам Златоуста, "и намерения целует", примет и помилует его. Вечная тебе память, дорогой папа.
Монахиня Евфросиния, Леснинская обитель